Легко заметить, что идеология катаров была в сущности несколько модифицированным манихейством, против которого некогда боролся Августин, а в средневековье — в чем и состоит упомянутый нами выше вывод — косвенным образом боролся Фома. Как известно, сначала эпикуреизм, а затем манихейство поставили перед христианской философией важную дилемму: если бог — творец всего и он добр, то откуда же берет начало зло? Из необходимости ответить на этот вопрос, а также из тех следствий, которые вытекали отсюда для церкви, возникла особая область христианской философии, называемая теодицеей и занимающаяся защитой совершенства бога и того, что сотворено им, перед лицом существующего в мире зла.
Исходным пунктом и вместе с тем первым тезисом теодицеи Фомы, направленной на выяснение указанной дилеммы, была предпосылка, что зло не является позитивным явлением и не существует само по себе, как добро, а представляет собой просто обычное небытие, ущербность добра (privatio) (6, I, q. 48, 1 с). Это определение, кстати говоря, до сего времени являющееся mutatis mutandis — повсеместно принятым в томистской этике определением зла, Аквинат берет у Августина, а этот последний в свою очередь у Плотина, который понимал зло как «несуществование добра» (48, I, 8, 11).
Понятие зла Фома выводит из понятия добра, исходя из теоретико-познавательной предпосылки о том, что одна противоположность познается через другую, как, например, темнота через свет. Это относится также к добру и злу. Под добром он понимает «то, чего все желают» (6, I, q. 5, 1 е). Тем, что достойно желания, может быть любая вещь, поскольку ей свойственно совершенство. И иначе быть не может, так как всякая природа стремится к достижению его. Однако совершенной является не каждая вещь, а лишь та, которая находится в акте. Поэтому если природа каждой находящейся в акте вещи совершенна, то, значит, она включает в себя понятие добра и, следовательно, зло ни в коем случае не может быть реальным бытием, но есть лишь ущербность добра. Именно так, по мнению Фомы, следует понимать слова Дионисия, что «зло не является ни бытием, ни добром». Ибо если бытие — это добро, то его исчезновение автоматически влечет за собой уничтожение зла, которое не имеет самостоятельного и субстанционального существования, как добро.
Второй тезис томистской теодицеи выражается в утверждении, что «добро является субъектом зла» (6, I, q. 49, 1 с). Этот взгляд не нов, мы встречались с ним, как и в вышеизложенном случае, у Августииа, по мнению которого «не существовало ничего иного, из чего могло родиться зло, кроме добра» (20, I, IX). Эта мысль была подробно развита Фомой в полемике с точками зрения тех, кто, вообще говоря, считал, что добро не может быть причиной зла и что зло вообще не имеет причины, как думал, например, Дионисий. Выступая против подобных точек зрения и обосновывая собственную, Фома утверждает, что все, а следовательно, и зло, имеет свою причину. Как обычная ущербность добра, оно является отступлением от своего естественного характера, а это не может произойти само по себе, а имеет место лишь вследствие действия определенной причины. Как тяжелый предмет движется вверх благодаря силе, приводящей его в движение, так и ослабление этой силы происходит в результате противодействия определенного препятствия. Причиной же может быть лишь то, чему присуще понятие бытия, а следовательно, и добра. Зло же, будучи полным небытием, не может выступать в роли какой бы то ни было причины. В таком случае остается принять лишь единственно возможное решение, а именно что субъектом или источником зла является добро.
По мнению Фомы, такое понимание не противоречит известному высказыванию евангелиста: «Не может хорошее дерево приносить плохие плоды». Объясняя это затруднение, он ссылается на Августина, согласно которому «плохим деревом Вы называете злую волю, а хорошим деревом — добрую волю» (20, I, IX). Поэтому не добрая, а злая воля является источником морально плохого поступка. Однако, поскольку к такому поступку ее склоняет человек — разумное бытие, которому присуще понятие добра, то, следовательно, он и есть причина зла.
Однако из финалистического образа мышления Фомы вытекает, что цепь причин не может тянуться в бесконечность, что в метафизическом рассуждении мы всегда должны дойти до первой причины, которой является бог. Если же добро есть субъект зла, а бог — высшее бытие и добро, то это означает, что все зло происходит от него. Этот вывод, логически вытекающий из учения Фомы о бытии, был для него, как и для всей христианской философии, вообще неприемлем. Признание его противоречило бы одному из основных положений теологии, а именно о высшей божественной доброте.
В 49-м вопросе «Теологической суммы» Фома пытается доказать, что вышеприведенное умозаключение ложно, не согласуется с природой творца. Исходной точкой в преодолении этого затруднения служат для него слова Августина: «Бог не является создателем зла, ибо не он причина стремления к небытию». Развивая эту мысль далее, Аквинат напоминает, что в области морали зло основано на несовершенстве поведения, которое в свою очередь следует из несовершенства морального субъекта. А если бог — это абсолютное совершенство, то он не может быть причиной морального зла.
Несколько иначе обстоит дело с естественными вещами. Здесь зло основано просто на их порче и распаде, на отступлении от естественного порядка или на потере формы. В замыслах же творца каждая форма была задумана как благо мироздания, как его совершенство, которое требует, чтобы «в вещах существовало определенное неравенство, чтобы осуществлялись все степени добра» (6, I, q. 49, 2 с). Чтобы в мире была гармония, необходимы различные степени добра, вещи различного совершенства. Как красота делается более очевидной на фоне уродства, так добро более заметно при сравнении со злом, и наоборот. Именно поэтому мы встречаем во вселенной несовершенные предметы. Таким образом, перед нами вырисовался третий тезис томистской теодицеи: некоторое зло не портит гармонии вселенной, напротив, оно необходимо для этой гармонии. Несмотря на это, бог создает зло в вещах не намеренно, а лишь случайно.
Для обеспечения порядка вселенной необходим также порядок справедливости, который требует существования как грешников, так и хороших людей. В противном случае — дополним мы недостающее в этом рассуждении звено — не было бы гармонии истории. Здесь «бог является творцом зла как наказания, а не как вины» (6, I, q. 49, 2 с). Это четвертый тезис теодицеи Фомы, острие которой направлено главным образом против средневековых сект, и особенно против катаров, придерживающихся манихейской концепции зла.
Манихейцы исходили из того, что поскольку бог не может быть источником зла, то должен существовать другой источник бытия — высшее зло, от которого происходит все несовершенное. Фома, как и Августин, боролся с этим взглядом, утверждая, что существует лишь один источник добра. Это вытекает, во-первых, из того факта, что зло не позитивное явление, а обыкновенное небытие, ущербность добра (privatio). Во-вторых, божественный источник добр по своей сущности и потому не может быть злым. В-третьих, высший источник добра содержит понятие абсолютного совершенства, и потому зло вытекает из него не прямо, а в силу случайной причины, которая является всегда более поздней, чем первая причина. А следовательно, наряду с источником добра не может существовать высший источник зла.
§ 2. Свободная воля человека и милость божья
Фома помещает человека на границе между миром животных и миром чистых духов, между животным, с одной стороны, и ангелом — с другой. В сравнении с последним человеческая личность является чем-то несравненно более низким и несовершенным. Единственное элементарное сходство человека с чистым духом— первая функция (prima operatio) человеческого интеллекта — simplex apprehensio. Однако эта аналогия понимается как в высшей степени отдаленная.