Во-вторых, Вильгельм был человеком очень образованным, сотрудничал с учеными, хорошо знавшими греческий, арабский и древнееврейский языки, поддерживал оживленные контакты с философами естественнонаучной ориентации, особенно с Генрихом из Бата и Витело, что позволяло ему хорошо ориентироваться в духовной атмосфере той эпохи.

В-третьих, сотрудничая с Аквинатом в Орвинто и Витербо, т. е. под наблюдением римской курии, он глубоко разбирался в идеологической политике папства, о чем должен был информировать Фому. Учитывая все это, следует признать, что его влияние на Фому в ордене доминиканцев было очень велико.

Не вдаваясь в подробности, следует отметить, что начатая папством идеологическая борьба против интереса интеллектуальных кругов к естественнонаучным проблемам, вызванного перипатетической философией, была поставлена на широкую ногу и хорошо продумана как с организационной, так и с научной стороны. Эта кампания подготавливалась в течение многих лет и принесла определенные плоды в виде ассимиляции аристотелизма и приспособления его к нуждам церковной доктрины. Этого добился орден доминиканцев в целом и Фома Аквинский в особенности.

В томистском толковании аристотелизм перестал — конечно, ненадолго — угрожать догматам веры, ибо он был «очищен» от материалистических элементов. С тех пор Стагирит объявляется уже не еретиком, а мыслителем, учение которого якобы не противоречит теологии, а, напротив, составляет философскую основу католической теологии.

Католические философы единодушно утверждают, что томизм является дальнейшим творческим развитием аристотелизма. Но на чем могло быть основано это творческое развитие? Конечно, на придании аристотелизму христианского характера, точнее, на теологизации философии Стагирита. Мы в этом убедимся, когда перейдем к анализу основных проблем философии Фомы Аквинского, здесь же ограничимся упоминанием нескольких вопросов, на примере которых покажем, как выглядит это развитие аристотелизма в толковании Аквината.

Как известно, Аристотель стоял на точке зрения вечности материи, утверждал, что сущность детерминирует существование вещей, признавал принцип автономной ценности земного мира, считал, что наивысшей целью и благом является счастье человека и общества и т. д. В томистском толковании эти положения подверглись коренной переработке в теологическом духе. Принцип вечности материи заменен идеей креационизма, существование единичных вещей детерминируется сопричастностью божественной сущности, земная история понимается как инструмент, как орудие реализации святой истории, высшей целью человека является не преходящее счастье, а достижение вечного спасения.

Из приведенного сравнения следует, что упоминавшееся развитие аристотелизма Фомой основано на стремлении теологизировать его и втиснуть в рамки католической ортодоксии. Следует также добавить, что Фома, воспринимая доктрину Стагирита, особое внимание обратил на ее слабые моменты, на элементы идеализма, как, например, принцип конечности мира и т. п. Это подчеркивал Ленин, говоря: «Схоластика и поповщина взяли мертвое у Аристотеля, а не живое…» (1, стр. 326), т. е., добавим от себя, живое в нем было лишено своего материалистического, естественнонаучного содержания.

Именно этой христианизации аристотелизма Фома посвятил большую часть своей жизни.

Глава вторая. ЖИЗНЬ И СОЧИНЕНИЯ

Родиной Фомы была Италия. Родился он в конце 1225 или в начале 1226 г. в замке Роккасекка, близ Аквино (отсюда — Аквинат), в королевстве Неаполитанском. Отец Фомы, граф Ландольф, находившийся в родстве с родом Гогенштауфенов, был феодалом в Аквино и в качестве рыцаря, принадлежавшего к близкому окружению Фридриха II, принимал участие в разрушении известного монастыря бенедиктинцев в Монте Кассино, в который он впоследствии пошлет учиться своего сына Фому. Его мать Теодора происходила из богатого неаполитанского рода.

На пятом году жизни Фому определяют учиться в монастырь бенедиктинцев в Монте Кассино, где он проводит около девяти лет, проходя классическую школу trivium, из которой выносит прекрасное знание латинского языка. В связи с изгнанием бенедиктинцев из Монте Кассино Фридрихом II Фома в 1239 г. возвращается в родной дом, сняв монашескую рясу. Осенью того же года он отправляется в Неаполь, где обучается в университете под руководством наставников Мартина и Петра Ирландского.

В 1244 г. Фома принимает решение вступить в орден доминиканцев, отказавшись тем самым от должности аббата Монте Кассино, что вызвало решительный протест семьи, которая, желая заставить сына отказаться от принятого решения, обращалась даже к папе, прося его о ходатайстве перед властями ордена. Просили также, чтобы Фоме было разрешено носить рясу доминиканца и одновременно занимать пост аббата в бенедиктинском монастыре в Монте Кассино. Но молодой Фома был непреклонен и не изменил однажды принятого решения. Совершив пострижение в монахи, он несколько месяцев пребывает в монастыре в Неаполе, откуда генерал ордена доминиканцев Иоанн Тевтонский забирает его с собой в Болонью, куда он отправился на капитул. Здесь было решено послать Фому с несколькими другими членами ордена в Парижский университет, являвшийся в то время центром католической мысли. Но намечавшаяся поездка не состоялась. В дело решительно вмешалась семья. Едва Фома успел покинуть Болонью и выехать за пределы Рима, как на пути к Парижу он был схвачен группой всадников — его братьями, которые служили в то время в императорской армии в Ломбардии. Захваченный в плен, он был возвращен в отцовский замок в Роккасекка и здесь в профилактических целях заключен в башню, в которой находился свыше года. В дальнейшем семья, не пренебрегая никакими средствами, пытается заставить сына отказаться от принятого решения. Есть сведения о том, что братья Фомы, желая совратить его с избранного пути, провели в принадлежавшую ему комнату красивую куртизанку, полагая, что он подвергнется искушению или будет скомпрометирован. Фома впал в неистовство, выхватил из камина тлеющее полено и стал им размахивать, угрожая поджечь замок. Перепуганная женщина убежала. Через минуту он успокоился, запер изнутри дверь и бросил горящее полено в огонь. Мать, видя, что сын не изменил решения, смирилась с судьбой, и Фома летом 1245 г. получил свободу, а осенью того же года отправился наконец в Париж.

Во время пребывания в Парижском университете (1245–1248) он слушал лекции своего учителя Альберта из Кёльна, позже прозванного Альбертом Великим, который оказал на него глубокое влияние. В 1248 г. Фома вместе с Альбертом отправляется в Кёльн с целью организации там studium generale — центра по изучению теологии. Здесь будущий создатель томистской философии обучается под руководством своего наставника в течение последующих четырех лет. Во время занятий Фома не проявлял особой активности, редко принимал участие в диспутах, что явилось, между прочим, причиной того, что коллеги прозвали его Немым Быком. В довершение, отличаясь от всех других высоким ростом, чрезмерной полнотой и неповоротливостью, он получил кличку Сицилийский Бык, хотя родился не в Сицилии, а под Неаполем.

После почти четырехлетнего пребывания в Кёльне Фома в 1252 г. возвращается в Парижский университет, где последовательно проходит все ступени, необходимые для получения степени магистра теологии и лиценциата, после чего преподает в Париже теологию вплоть до 1259 г. Здесь из-под его пера выходит ряд комментариев, трудов и так называемых Questiones disputatae (университетских диспутов), а среди них и комментарии к священному писанию (1254–1256), «De principiis naturae» (1255), «De ente et essentia» (1256), «De veritate, In Boetium de Hebdomadibus» и др. Здесь он также начинает работу над «Философской суммой» («Summa contra gentiles» [Против язычников]) [2] .

В 1259 г. папа Урбан IV вызвал его в Рим, пребывание в котором длилось вплоть до осени 1268 г. Появление Фомы при папском дворе не было случайным. Римская курия усмотрела в Аквинате человека, который должен был совершить важный для церкви труд, а именно дать трактовку аристотелизма в духе католицизма. Здесь Фома завершает начатую еще в Париже «Философскую сумму» (1259–1264), пишет «Contra errores Graecorum» (1263), «De emptione et venditione» (1263) и др. Он приступает также к работе над главным трудом своей жизни— «Теологическая сумма» («Summa theologica»).